MENU
[ Новые сообщения · Участники · Правила форума · Поиск · RSS ]
  • Страница 1 из 1
  • 1
ФОРУМ » Чернобыль,86 » ЛПА (ликвидация последствий аварии) на ЧАЭС » Работа во время ЛПА групп кинооператоров и кинохроникеров.
Работа во время ЛПА групп кинооператоров и кинохроникеров.
VIPДата: Четверг, 27.08.2015, 10:38 | Сообщение # 1
Лейтенант
Группа: Администраторы
Сообщений: 44
Репутация: 0
Статус: Offline
Перелистывая страницы... Из книги Юрия Щербака "Чернобыль", 1991.

"Лирики"

"Об аварии я узнал в понедельник, 28 апреля, в поликлинике. Услышал разговоры о том, что был огромный взрыв, что выехала туда большая группа врачей, что больных вывезли в Москву, но общие размеры аварии еще не доходили... Потом поползли слухи. И когда я работал на первомайской демонстрации и смотрел в камеру - я видел: совсем другой народ шел. Я стоял прямо под трибуной, и обычно, знаете, народ "собирается": здесь же руководство стоит. Но даже перед трибуной, шли совсем другие люди. Все вроде было как всегда - плакаты, цветы, - но печать какая-то на лицах уже лежала.

Первого мая руководство нашего комитета приняло решение ехать туда и снимать. И сразу же появились первые отказники. Я служил в воздушно-десантных войсках, и отказниками у нас назывались те, кто отказывался прыгать с парашютом. Первыми отказниками у нас стали водители. Они отказались ехать второго мая утром. Поехал за рулем Володя Ракай, инженер ТЖК. С ним поехали покойный оператор Валя Юрченко и Юра Жуков. Я второго мая не ездил. Они доехали до Чернобыля, там тогда был полный бедлам и трудно было чего-нибудь сообразить: им "режимники" сначала говорили "да", потом "нет", потом отфутболили их куда-то. Короче - не сняли.

Я поехал одиннадцатого мая. Поехали в пионерлагерь "Сказочный". Там нас встретили, мы переоделись. У входа - гора выброшенных пластикатовых костюмов и рядом лежит собака в неестественной позе. А я обожаю собак. Думаю - ну все, умер песик, ноги завалил в сторону, вот что делает радиация... Вдруг песика что-то вспугнуло, он вскакивает и лает. На душе стало веселее.

Самый-самый запомнившийся день - двадцать пятое мая.

Приехали мы в Чернобыль и долго искали - с кем поехать на станцию. Нам нужна была "грязная" машина: я очень хотел снять развал четвертого блока. Нашли парня, который дежурил на проходной бывшей Сельхозтехники. Попросили его. Он, по-моему, из Ворошиловграда. Он пошел в гараж и вывел поливалку. Разваленную, страшную, но она ездила. Мы с Пашей Власовым - это журналист, который вел телерепортажи, - сели в машину. Надели "лепестки". Едем к станции. Этот парень спрашивает: "У вас есть какое-нибудь разрешение? Хоть что-нибудь?" - "Какое разрешение? Командировок нет". - "Ну, тогда я вас повезу со стороны монтажного района, там у вас ничего не спросят. Там можно подъехать к реактору вообще без всяких пропусков".

И вот мы едем на этой развалюхе, она рассыпается по дороге, а дорогу мы не знаем. Мы уверены, что, поскольку парень там работает, он все знает. Подъезжаем к въезду в Припять, справа "Рыжий лес". Но со стороны шоссе он еще какого-то непонятного цвета. "Вот здесь мы проскочим", - говорит наш парень и сворачивает направо.

Едем, едем - мне как-то неуютно становится. Я говорю: "Ребята (а я уже слышал это название "Рыжий лес"), а какого цвета этот лес?" Этот парень: "А-а-а..." - и матерится. Он перепутал поворот и свернул чуть раньше. Покатал нас по "Рыжему лесу". Картинка совершенно фантастическая. Сосны были не ржавого цвета, не осенние, не сгоревшие. Цвет был свежий, желтого оттенка. Жуткое зрелище. Сверху донизу такой цвет. И кроны. Неестественное ощущение, фантастическое. И даже не то чтобы страшно - нет. Противно. Потому что знаешь, что по глупости залез. Развернулись и поехали дальше.

Но на этом наши приключения не закончились.

Проезжаем мы бетонный завод, приближаемся к АЭС и видим - в ста метрах от нас работают бульдозеры. Боже мой, прекрасно! Я расталкиваю Пашку, пристраиваюсь с камерой. Поехали! Парень наш подъезжает, вот они - в двадцати метрах от нас. Вдруг я вижу: ВНУТРИ НИКОГО НЕТ! Я говорю: "Ребята, мы неправильно заехали, они радиоуправляемые. Поехали вон отсюда..."

Ну и денек у нас выдался... Все-таки я успел снять эти бульдозеры. Наконец мы вырулили правильно, приехали на станцию, пошли в бункер к генералу Гольдину. Он очень внимательный, симпатичный человек. И тут в бункере оказался капитан Яцына. Его батальон чистил территорию. Генерал говорит ему: "У тебя "бэтээр" есть?" - "Есть". - "Подвези людей, надо снять". Там в армии все просто решается.

Мы отпустили нашего поливальщика несчастного. Вышли на территорию, подошли к третьему блоку, там работали солдаты. Меня удивило ужасно, что они работали без дозиметров, дозиметр был только у командира, ребята работали в "лепестках", но пыль они поднимали невообразимую. Они очищали те места, куда не могла подойти техника, примитивным способом - лопатки и мусорные баки для листьев. Вот и все. Там мы отсняли один "синхрончик". Паша сбросил на минутку с лица "лепесток", сказал два слова на фоне этих работ. Потом мы за это получили по голове. "Вы что, без респиратора?" - сказали Паше. И эти кадры в эфир не пустили.
Но это было не самое обидное.

Потом мы начали подбираться к четвертому блоку. С Яцыной были дозиметристы. Мы со двора шли, и, когда до него оставалось метров 200, ребята говорят: "Ну все. Дальше идти нельзя. Можно только подъехать". Яцына кого-то посылает за "бэтээром". Приходят и говорят, что нет "бэтээра". Куда-то его послали. Но уехать, не сняв эти кадры, - нельзя. Я бы в жизни себе этого не простил. У нас был "уазик", и мы все-таки подъехали, дозиметристы показали нам более-менее чистую трассу. Приблизились к реактору на сто метров.

Подъехали и дозиметристы, показывают нам вначале две минуты, потом - минуту. Мы с Пашей выскочили на вспаханное поле - здесь только что прошли радиоуправляемые бульдозеры, они прямо к развалу ходили. И хотя нам объяснили, что каждый шаг вперед - это сто рентген, все-таки сняли этот развал.

И вот когда мы выскочили с Пашкой, злость у меня была безумная. Вы знаете, никогда в жизни ничего подобного не ощущал: я настолько ненавидел вот этот блок, словно это было живое существо. У меня было такое бешенство, безумное бешенство, но я был спокоен. Спокойное бешенство.

Хотелось его руками разорвать. Как живого ненавистного человека, живого врага. Просто потрясающе его ненавидел. С таким чувством можно руками изорвать десять человек, наверно. Я стою перед ним и вижу - дымочек над ним поднимается, дрожит воздух, видно еще, как шлейф идет... Все это есть, и вот он рядом. За всю свою жизнь я такой ненависти не переживал.

У Паши было перепуганное лицо, хотя он явно не трус. Он стал спиной, чтобы у него на фоне оказался развал, и проговорил свой текст за одну минуту.

После этого мы сели в машину и уехали. Потом этот материал разрешила к показу цензура. И что вы думаете? Один наш высокий чиновник запретил. В семь часов началась "Актуальная камера" (информационная программа Украинского телевидения, ежедневно освещавшая события в Чернобыле.), идет передача из Чернобыля. Вдруг вижу, что нет Паши на фоне разлома, а есть коротюсенький планчик, причем конец "наезда" камеры. Совершенно непонятно - где же это? Нет реактора со стороны разлома, есть только сам разлом. Я, возмущенный этой историей, бросаюсь к редактору информации, попадаю на заместителя главного редактора, смотрю на него ясным взором и говорю: "В чем дело?"

Он объясняет: уже после того, как цензура дала "добро" на все наши съемки, тот чиновник посмотрел по нашему внутреннему каналу и сказал: "Убрать вот это место. Нашему зрителю не нужны такие эмоциональные вещи". А там Паша всего-навсего сказал: вот теперь мы можем вам показать развал (я не помню точно - или "место взрыва"), но поскольку здесь еще небезопасно оставаться долгое время, то, пожалуйста, посмотрите, мол, и все. Что-то в этом роде. "Не надо", - сказал чиновник. Наши нервы берегли таким способом.

А потом этот сюжет появился в передаче ЦТ под другой фамилией. Того, кого не было на станции.

Я много раз ездил туда, снимал разных людей. Все, что я видел там, напоминало атомную войну, вернее - события после атомной войны. Мы работали там японскими камерами "Бетакам" фирмы "Сони". Я думаю, что фирма заплатила бы большие деньги, чтобы заполучить камеры обратно. Это была бы прекрасная реклама для "Сони". Даже в условиях мощной радиации камеры работали безотказно.

Но никому отдать эти камеры мы не можем. Они набрали радиацию и "звенят".

Юрий Геннадиевич Коляда, телеоператор Гостелерадио УССР.


 
ФОРУМ » Чернобыль,86 » ЛПА (ликвидация последствий аварии) на ЧАЭС » Работа во время ЛПА групп кинооператоров и кинохроникеров.
  • Страница 1 из 1
  • 1
Поиск: